К счастью, Семен Петрович жил недалеко, и мы пошли к нему также пешком.

Майкл всегда был исключительно вежливым псом. За эти дни он видел на улицах много собак, со всеми ними любезно здоровался, приветственно помахивая хвостом.

Но когда мы уже подходили к дому Семена Петровича, нам встретилась пожилая дама в кособокой красной шляпке. Дама держала на ремешке пучеглазую, тонконогую черную собачонку.

Эта собачонка ни с того ни с сего с неистовым лаем набросилась на Майкла. Не ожидавший нападения Майкл оторопел и оскалил зубы.

— Трильби, назад!

Дама удержала собачонку, Номер Первый удержал Майкла, мы благополучно разошлись и тотчас же позабыли и даму и собачку Трильби.

Мы подошли к дому, где жил Семен Петрович, и поднялись по лестнице на второй этаж. К нашему удовольствию, дверь в квартиру оказалась незапертой. На двери была прибита медная дощечка. Я с удивлением прочел фамилию известного писателя, автора нескольких исторических романов о далеком прошлом нашей родины.

Есть романы, которые прочтешь очень быстро и, кажется, с интересом, а на другой день позабудешь. А попалось мне однажды в руки произведение этого писателя, и я так уткнулся в книгу, что, несмотря на протесты жены, всю ночь не отрываясь читал. И потом мне всё снились славные витязи, страшные битвы, победы, походы, осады и другие героические картины далекого прошлого нашей родины.

— Дети, мы не туда попали! — с ужасом воскликнула Магдалина Харитоновна.

Но было уже поздно. Сперва прошмыгнули в темную прихожую оба близнеца, за ними двинулись остальные. Мы, взрослые, не успели их удержать и тоже вошли в темноту. Куда идти дальше?

Вдруг что-то металлическое со звоном покатилось по полу. Витя Перец приглушенно фыркнул, за ним прыснули остальные.

— Кто здесь? Кто здесь, я повторяю! — послышался откуда-то из тьмы старчески надтреснутый голос.

— Это мы, — пискнула Соня. И все засмеялись.

— Слева от наружной двери — выключатель, — продолжал тот же невидимый голос.

Лампочка вспыхнула под потолком и осветила просторную мрачную переднюю с вешалками, шкафами, с громадным зеркалом. Две высокие темные двери вели в комнаты.

— Теперь идите сюда, — приглашал таинственный голос. Мы открыли правую дверь и невольно зажмурились от яркого солнечного света.

Ни стен, ни даже пола почти не было видно в этой большой странной комнате. Все мало-мальски свободное пространство заставили книги. Вдоль стен в десять рядов, от пола до самого потолка, шли книжные полки, за стеклами шкафов выстроились тома в пестрых, тисненных золотом переплетах. На столах, под столами, на креслах, под креслами, просто на ковре стояли аккуратными стопками книги всех размеров.

А посреди комнаты лежал на диване, прикрытый белой лохматой медвежьей шкурой, старый-престарый Дед Мороз с длинными белыми волосами, с длинной белой бородой. Его белые с синими жилками руки держали книгу. Вокруг него на подушке, на одеяле, на столике между пузырьками с лекарствами тоже были разбросаны книги. Ножки у стола почему-то были в виде лебедей, а на спинке дивана висели старинный татарский колчан с громадными стрелами и богатырский шлем. Мы глядели на Деда Мороза молча и испуганно; он глядел на нас с любопытством и улыбался.

Ужас охватил меня. Нам нужен некто Нашивочников, а мы попали к знаменитому писателю. Магдалина Харитоновна дернула меня за рукав. Она переживала то же, что и я.

— Ну-с, мальчики и девочки, так кто же вы такие, откуда? Сядьте и расскажите.

Из-под белых косматых бровей на нас глянули ласковые серо-голубые глаза.

Мы все, стараясь не шуметь и ничего не задеть, осторожно расселись по креслам, по книжным стопкам, просто на полу на ковре.

Выступила вперед Магдалина Харитоновна.

— Произошло весьма прискорбное недоразумение. В телефонной книге перепутано, нам нужны не вы, а Семен Петрович Нашивочников.

Старик долго смеялся ласковым смешком.

— Да, это моя настоящая фамилия, а на дощечке, на дверях — мой литературный псевдоним.

Наступило напряженное молчание. Я просто не знал, как начать разговор.

— Что ж вы молчите? — Полузакрытые глаза Деда Мороза продолжали глядеть на нас ласково и чуть с усмешечкой.

— Какая гибель книг! Вы не боитесь, что они вас придавят? — первым задал вопрос Витя Перец.

— Неужели вы их все прочли? — спросила Галя. Дед Мороз усмехнулся:

— Да. Чтобы написать одну тоненькую книжку, иногда надо прочесть тысячу толстых.

Белые пальцы старика забарабанили по одеялу.

— А у вас, наверное, есть и очень редкие книги? — спросил Витя Большой.

— Да, вот здесь, — Дед Мороз оживился и кивнул на пол, подле изголовья, — мои величайшие богатства: «Речи Цицерона» — французская рукопись четырнадцатого столетия, «Российская Вивлиофика», «Притчи Эссопа» 1700 года. Всю жизнь я собираю книги.

В эту минуту в комнату влетела та самая пожилая дама со своей ничтожной собачонкой на ремешке. Выпуклые слезящиеся глаза собачонки снова уставились на Майкла с неистовой злобой. Трильби дрожала и рычала. Такие же черные выпуклые глаза дамы глядели на ребят с явной враждебностью.

— Так это вы к нам шли со своим отвратительным псом? И вас я предупреждала по телефону? Вы слышите — мужу необходим покой! Он очень больной человек, — шипела дама.

— Успокойся сама и успокой Трильби. А лучше иди на кухню и не мешай мне разговаривать с моими гостями, — размеренно и твердо сказал Дед Мороз.

— Никак не больше десяти минут, — послышалось шипение возле моего уха, и дама с собачонкой исчезли.

— Ну-с, уважаемые гости, расскажите же наконец, откуда вы. — Дед Мороз продолжал приветливо улыбаться.

— Мы из Золотого Бора, — ответила Люся.

— А я из Любца, значит, почти что ваш земляк! — воскликнул старик и очень обрадовался, узнав, что мы только что побывали в его родном городе. Он уехал из Любца еще в юные годы и никогда туда не возвращался, хорошо помнит белые кремлевские стены. — А дворец Загвоздецких цел? Как приятно слышать, что там теперь школа!

Узнав, что мы ищем портрет Ирины Загвоздецкой, он приподнялся на локтях.

Рассказывала Люся все подряд, точно, быстро, без запинки, словно отвечала урок. Дама с пучеглазой собачонкой раза три заглядывала в дверь, но Дед Мороз резким движением руки каждый раз отсылал ее на кухню. Не отрываясь глядел он на Люсю и тяжело дышал, его длинные пальцы нервно перебирали бороду.

— Послушайте, дети мои, да вы знаете, что рассказали? У меня хранится старинная рукопись. Я всегда считал, что это собственное сочинение моего прадеда, Прохора Андреевича. Он видел в Любце известный натюрморт, знал легенду об Ирине Загвоздецкой, полюбившей крепостного, приукрасил эту легенду и написал поэтичную повесть, якобы от имени этого самого крепостного. Я даже собирался издать эту повесть. Но я никогда не подозревал, что все события, описанные там, сущая правда. Действительно, в рукописи упоминаются оба кинжала, и натюрморт, и портрет…

— Он у вас? Где спрятан портрет? — воскликнула Люся.

— Где портрет? — растерянно переспросил старик. — Я тоже не знаю. Я никогда и не слыхал о спрятанном портрете. Ни теперь, ни в детстве. Только что в рукописи. Впрочем, я всех родных давным-давно порастерял.

— Э-э-э-э!.. — Номер Первый заикался. — А вы не предоставите нам возможность ознакомиться с этой рукописью?

— Вон там. — Старик протянул свою белую руку и указал на самый верх правой стены. — Подставите лесенку, прочтете указатели — «полка семь, отделение Д». Ищите папку с надписью «Бумаги моего прадеда».

Витя Большой поднялся по маленькой стремянке на самый верх.

Вошла дама в сопровождении своей противной Трильби. В руках она держала блестящий никелированный йодное с двумя такими же блестящими тазиками с горячей водой.

— Вы его мучили целый час! — сказала она. — Тебе надо делать процедуры.

— Потом, потом, умоляю тебя, немножко подожди! — отмахивался Дед-Мороз.